|
Учитель стоял у серебристой ели, неожиданно быстро пошедшей в рост, но не в ее тени, а на солнце, бронзовый от его прямых лучей, которых он никогда не избегал,- и они его сразу узнали. Они не видели его годы, но все равно сразу узнали и эту улыбку - не только губ, но и глаз, и всего его существа, и этот привычный жест - рука на горле. Учитель собирался говорить.
Они знали, как он любил говорить, быть может, главной своей миссией на земле считая преодоление разрыва между словом и делом - этого худшего из грозящих учителю зол. Но они знали и то, чего это слово ему стоило. Война, на которую он ушел добровольцем, атаки, в которые он поднимал бойцов, ранения, которые он получил, стремясь быть всегда впереди, сказались спустя годы таким вот роковым для его призвания образом: неизлечимой болезнью голосовых связок.
Только так, прижимая ладонь к горлу, словно пытаясь ее теплом оживить металл, он и мог говорить...
Они стояли рядом с Учителем у серебристой ели, и кто-то тихо заметил, как хорошо она здесь прижилась и как быстро пошла в рост. Рядом с ним - не в этом ли главный смысл и назначение учительской профессии вообще? - всегда приживалось все живое и бурно шло в рост. И деревья в саду, которые он учил их прививать, и стихотворные строки, которые они складывали вместе, и первые ростки уверенности в почему-либо отчаявшейся душе, и трудные искания спавшего прежде ума. Почему же рядом с иным учителем порою сохнут и вянут души, и растут как-то вкривь и вкось, трудно поднимаются с земли?..
Серебристую ель посадили у его могилы в год смерти. И сегодня они стояли рядом с бронзовым Учителем в глубоком молчании. Молчание было исполнено скорби - она всегда у могилы,- но было напоено и радостью, обычной спутницей не смерти - жизни. Они знали - так он хотел. Потому-то и выпрямлялись, и росли рядом с ним души, что был он Учителем Радости. "Да, рост - это не почва и не свет, но без них нет роста. Развитие человека - это не радость. Но без радости нет развития человека" - так он говорил.
Сейчас говорили они, его ученики. Таня Шатохина из деревни на Брянщине: какое полное счастье нашла там, в сельской школе, она, истая горожанка. Рая Фирсова из Петропавловска-Камчатского: как горячо любила она этот суровый край, и своих ребят, и свое дело. Шура Горлова из Москвы, Михаил Бутусов из Горького, Анатолий Кашин из Лукоянова и многие, многие, многие...
Несколько сотен учеников стояли у памятника своему Учителю, а всего их - более пяти тысяч, и даже многим больше, потому что у учеников уже есть свои ученики.
Они слетелись сюда из разных концов Союза, одни не знали, другие не узнавали друг друга - время, увы, властно и над памятью. Только Учитель остался прежним. И теперь уже навсегда.
Бронзовый памятник Александру Александровичу Куманеву, о котором наша газета впервые рассказала 23 июня прошлого года, заслуженному учителю школы РСФСР, бессменному в течение почти 30 лет директору Лукояновского орденоносного педагогического училища, был открыт в день слета его выпускников.
Учителя изваяли скульпторы, которые его не знали. Они только внимательно слушали рассказы о нем его учеников и долго вглядывались в лица сыновей, так похожих на своего отца. Скульпторы - дважды лауреаты Государственных премий СССР, соратницы Веры Мухиной Нина Германовна Зеленская и Зинаида Григорьевна Иванова. А стихи, высеченные на металле, написаны ученицей Александра Александровича Надей Куликовой, воспитательницей детсада из Темиртау. В этих строках, посвященных Учителю, нет слова "прощайте". Есть только "здравствуйте".
Ученики стоят у серебристой ели, так быстро пошедшей в рост, рядом с Учителем и думают о том, что могилы как эта являются доказательством бессмертия.
Учитель не умирает.
|
|
