Я сунулся было в Москву, да узнав, что туда никого не пускают,
воротился в
Болдино да жду погоды. Ну уж погода! Знаю, что не так страшен чорт як его
малюют; знаю, что холера не опаснее турецкой перестрелки - да отдаленность, да
неизвестность - вот что мучительно. Отправляясь в путь, писал я своим, чтоб они
меня ждали через 25 дней. Невеста и перестала мне писать, и где она,н что она,
до сих пор не ведаю. Каково? то есть, душа моя Плетнев, хоть я и не кз иных
прочих, так сказать - но до того доходит, что хоть в петлю. Мне и стихи в
голову не лезут, хоть осень чудная, и дождь, и снег, и по колено грязь. Не
знаю, где моя; надеюсь, что уехала из чумной Москвы, но куда? в Калугу? в
Тверь? в Карлово к Булгарину? ничего не знаю. Журналов ваших я не читаю; кто
кого? Скажи Дельвигу, чтоб он крепился; что я к нему 1 явлюся непременно на
подмогу, зимой, коли здесь не окалего. Покаместь он может заказать виньетку
на дереве - изображающую меня голинького, в виде Атланта, на плечах
поддерживающего Литературную Газету. Что моя трагедия? отстойте ее,
храбрые друзья! не дайте ее на съедение псам журнальным. Я хотел ее посвятить
Жуковскому со следующими словами: я хотел было посвятить мою трагедию
Карамзину, но так как нет уже его, то посвящаю ее Жуковскому. Дочери Карамзина
сказали мне, чтоб я посвятил любимый труд памяти отца. Итак, если еще можно, то
напечатай на заглавном листе
Драгоценной для Россиян
Памяти Николая Михайловича
Карамзина
Сей труд Гением его вдохновенный
с благоговением и благодарностию посвящает
А. Пушкин.
Адрес: Его высокоблагородию м. г. Петру Александровичу
Плетневу Б С.-Петербург в Екатерининском Институте
|